Государственность у кочевых народов
Author: В.В.Радлов
Вступительная статья Камила Ахсанова
Publisher: "Гасырлар авазы"/№ 3-4
Publication date: 1997
Language:Russian
Государственность у кочевых народов
Цитата:
Публикуемый ниже текст принадлежит перу выдающегося русского тюрколога Василия Васильевича Радлова (настоящее имя Friedrich Wilhelm Radloff). Хотя он родился в Берлине, в семье прусского полицейского чиновника, но всю свою жизнь посвятил русской науке, изучению тюркских народов России. Прежде всего, В.В.Радлов известен как один из основоположников изучения тюркских языков. Еще будучи студентом, молодой Радлов увлекся восточными и, в особенности, урало-алтайскими языками. Интерес этот был далеко не случайным. В XIX веке идет Россия активно продвигается в Среднюю и Центральную Азию и далее на Дальний Восток. Геополитические устремления империи нашли свое отражение и в развитии науки, перед которой был поставлен целый комплекс целей и задач по изучению осваиваемых регионов. К середине века интерес к российскому Востоку докатился и до Германии. Им были увлечены учителя Радлова - знаменитый востоковед-полиглот, один из создателей урало-алтаистики Вильгельм Шоп и выдающийся немецкий историк и географ Карл Риттер, который в своих трудах уделял немало внимания народам Центральной Азии и Сибири.
В 1858 году, закончив Берлинский университет и получив степень доктора философии, Радлов отправляется в Россию, ставшую впоследствии его второй родиной. Проведя один год в Санкт-Петербурге, совершенствуясь в русском языке, 18 мая 1859 года он получает назначение на службу в качестве учителя на Алтай, в Барнаул. Алтайский период жизни и деятельности Радлова наполнен личными наблюдениями за жизнью тюркских народов в России. За двенадцать лет им были совершены поездки не только по самому Алтаю, но и в Восточно-Киргизские степи, в Хакасию, Семиречье и другие регионы, в результате чего был собран богатейший материал по языку, быту, обычаям, верованиям, народному творчеству и истории тюркских народов. Позднее эти сведения легли в основу вышедшей в 1884 году в Лейпциге книги "Aus Sibirien"1, ставшей настоящей энциклопедией народов Западной Сибири, Алтая и Казахстана. В этой книге в разделе, посвященном "киргиз-казакам" (казахам), Радловым была впервые затронута проблема общественных отношений у кочевников.
Следующий период жизни В.В.Радлова (1871 - 1884) связан с Казанью, где он занимал должность инспектора татарских, башкирских и "киргизских" (казахских) школ Казанского учебного округа. Именно в конце казанского периода была издана уже упомянутая книга "Aus Sibirien". Самым же плодотворным по числу изданий и по тематике научных занятий считается Санкт-Петербургский (1884 -1918) период. Хотя подавляющее большинство трудов Радлова посвящено изучению тюркских языков, его роль в историко-географическом изучении Сибири, Центральной и Средней Азии намного значительнее, чем это обычно принято считать2. В 1891 году Радлов приступает к изданию крупнейшего памятника XI века - поэмы жившего в государстве тюрок-караханидов поэта Юсуфа Баласагунского "Кутадгу билиг" ("Благодатное знание"). Как и большинство трудов Радлова, поэма была издана на немецком языке. К изданию прилагалось предисловие, которое позже вышло уже в переводе на русский под названием "К вопросу об уйгурах" в 1893 году в "Записках Императорской Академии наук". Отрывок из этой работы и предлагается читателям.
В историко-этнографическом наследии В.В.Радлова выделяются три основных направления: 1) этнографическое изучение малоисследованных тюркских народов Западной Сибири и Средней Азии; 2) изучение археологических памятников Сибири; 3) опыты объяснения специфики исторического развития кочевых народов.3 Публикуемый отрывок посвящен третьему направлению, занимающему в трудах Радлова по своему значению далеко не последнее место.
Почти все исследователи древней и средневековой истории тюркских народов сталкивались с удивительной закономерностью - образованием в короткий срок мощных степных держав, не уступавших по своей военной силе крупным оседлым империям, их относительно непродолжительным расцветом и кажущимся, на первый взгляд, неожиданным падением. Начиная с известных нам по наиболее ранним письменным источникам киммерийцов и кончая казахскими ордами, калмыками и монголами, объединения кочевников сменяли друг друга на просторах Евразии в течение не одного тысячелетия. Сменялись названия их государств, этнонимы, языки, но кочевники все продолжали создавать свои государства, входили в контакт с оседлыми цивилизациями и оставляли о себе память в летописях враждебных, в большинстве случаев, соседей. Каковы же были причины толкавшие свободолюбивых степняков к добровольному ограничению своей воли под властью биев и ханов? И почему последним удавалось в сравнительно короткие сроки подчинить своему влиянию не только родственные племена, но и совершать победоносные походы в дальние страны? Почему кочевники из покоренных племен служили новому государю с неменьшим рвением, чем его собственные соплеменники? И как случалось, что мощная кочевая империя, заставлявшая содрогаться даже таких грозных соседей, как Китай, Иран, Халифат, Русь, Византия или страны Европы, вдруг начинала неожиданно дряхлеть и распадаться, а наследники создавших ее героев впоследствии утрачивали даже имя некогда могущественного народа? На эти вопросы и попытался дать ответы В.В. Радлов. Свои выводы он построил на собственных наблюдениях за жизнью современных ему кочевников. Радлову довелось лично наблюдать образование полугосударственного объединения у части казахов, сохранивших еще в то время независимость как от Китая, так и от Российской империи.4
1) Забегая вперед, отметим, что основные причины образования государственности у степняков Радлов видел, во-первых, в специфике ведения кочевого хозяйства, толкавшей отдельные семьи к более тесному сближению, а, во-вторых, в личных качествах глав наиболее влиятельных, богатых и знатных семейств, которые при благоприятных условиях становились биями и ханами. Можно сказать, что после Радлова проблема становления степных государств становится сквозной в отечественной тюркологии. Так, известный исследователь Центральной Азии Н.А.Аристов, во многом соглашаясь с выводами Радлова, стоял на несколько отличной точке зрения о природе сложения государственности у кочевников. Он считал, что "...вся жизнь и судьба кочевников определялась принадлежностью к роду..."5, а степные государства возникали вследствие усиления одного из племен, во главе которого стояли удачливые родоначальники. Концепция Аристова была подвергнута жесткой критике выдающимся русским востоковедом В.В.Бартольдом, который разделял точку зрения Радлова о чрезвычайном характере ханской власти. Он считал, что чрезвычайные обстоятельства, ведущие к созданию государственности в степи, возникают вследствие появления имущественного неравенства среди кочевников, зарождения сословий и обострения классовой борьбы. Важным вкладом в изучение данной проблемы стала вышедшая в 1934 году книга выдающегося монголоведа Б.Я.Владимирцова "Общественный строй монголов. Монгольский кочевой феодализм". Уже в трудах советских исследователей С.П.Толстова, А.И.Бернштама и других концепция кочевого феодализма получила дальнейшее развитие. В послевоенный период свой вклад в освещение темы внесли такие известные ученые, как С.Плетнева, Л.Н.Гумилев, С.Г.Кляшторный и другие. Думается, что в наши дни разработка проблемы государственности тюркских народов не только не потеряла своей актуальности, но, наоборот, получила новый импульс. Появившийся в мировой политике после развала СССР тюркский фактор, несомненно, вызвал повышенный интерес к прошлому тюркских народов. Как и во времена Радлова, геополитические процессы находят свое отражение в выборе наукой своих приоритетных направлений.
Примечания
1. Эта книга переведена на русский язык издана с небольшими сокращениями. См.: Радлов В.В. Из Сибири: страницы дневника. М: Наука, 1989.
2. Вайнштейн С.И., Кляшторный С.Г. В.В.Радлов и историко-этнографическое изучение тюркских народов: Тюркологический сборник 1971. М., 1972. С. 20.
3. Там же.
4. Бартольд В.В. Памяти В.В.Радлова 1837-1918.// Бартольд В.В. Сочинения. Т.9. М., 1977. С.678.
5. Аристов Н.А. Заметки об этническом составе тюркских племен и народностей.// Живая старина. 1896. N 3-4. С. 285.
Камиль Ахсанов,
аспирант Казанского университета
Государственность у кочевых народов
Василий Васильевич Радлов
Понимать историю кочевого народа - вообще трудная задача для всякого, кто знаком только с воззрениями оседлых народов. Понятия: князь, чиновник, народ, государство, область, собственность и т.п. - имеют в жизни кочевников не то значение, какое у оседлых. Равным образом война и мир влияют на социальные отношения кочевников не так, как у культурных оседлых народов. Поэтому, прежде чем перейти к историческим сведениям, дошедшим до нас о народе уйгурском, я попытаюсь в общих чертах обрисовать жизнь кочевого народа вообще, насколько я мог изучить ее на кочевниках тюркского племени.
В развитии человеческого общества мы наблюдаем три ступени, которые лучше всего сравнить с тремя состояниями тел, различаемыми в физике. На низшей ступени стоит обитатель лесов, добывающий средства к жизни охотой; на второй занимающийся скотоводством кочевник, тогда как высшую ступень занимает земледелец, живущий в постоянных жилищах. Народы охотничьи, - если о них вообще можно говорить как о народах, ибо у них общий язык служит едва ли не единственным связующим элементом между отдельными семьями, - добывают средства к жизни, т.е. одежду, пищу и т.п., единственно путем охоты на диких зверей, число которых постоянно уменьшается в столкновении с человеком. Охотничьи народы поэтому лишь тогда могут продолжать жить, как привыкли, когда прирост дичи равняется ежегодной убыли. Итак, известный лесной район может прокормить лишь известное число охотников; при всяком приросте населения количество дичи равномерно убывает, и таким образом вызывается непременно выселение, и притом выселяется больше чем народилось, так что всякий прирост населения в конце концов ведет к уменьшению его. Для того, чтобы сохранить количество дичи, какое потребно для пропитания, охотничьи народы стараются разбиться на возможно мелкие общества, из которых каждое и охотиться в районе, доставляющем достаточное количество дичи. Отдельные семьи держатся во время этих охотничьих экспедиций вместе лишь до тех пор, пока сыновья не вырастут. После женитьбы сыновья отделяются от семьи и отец остается с самым младшим сыном, на которого и ложится обязанность ходить за стариком-отцом. Более крупные общества держатся вместе только там, где, как, напр., по берегам рыбных рек, рыболовство допускает жизнь вместе или где охотнику уже удалось приручить хоть одно из диких животных (напр. северного оленя). Но так как интересы отдельной охотничьей семьи могут всегда страдать от бродящих вокруг нее других семей, то даже и на этой низкой ступени развития замечается стремление к образованию рода. Семьи, принадлежащие к одному и тому же роду, собираются в известные сроки на известных местах для ведения общественных дел и улаживания возникающих распрей. На этих собраниях известные семьи и лица пользуются несколько большим уважением и на них смотрят как на вождей всего рода. Но лес защищает отдельных лиц лучше, чем общество, и потому последнее имеет лишь весьма незначительное влияние на отдельные семьи. Опасности извне для охотничьих народов почти не существует, ибо вторгающийся неприятель по большей части не находит никаких противников и почти всегда бывает принужден, благодаря местным условиям, покинуть страну, раньше чем получить возможность вредить ее рассеявшимся жителям. При таких условиях обитатели леса целыми столетиями остаются на той же ступени развития, и лишь постепенное истребление леса, происходящее благодаря вторжению чужой культуры, может побудить их переменить свой образ жизни.
Совершенно иначе слагаются общественные отношения у кочевников, занимающихся скотоводством. Кочевник живет не непосредственно произведениями природы, как обитатель лесов, а искусственно поддерживает у себя стада, которые доставляют ему средства к жизни, и потому нуждается в известном участке, на котором бы кормился его скот. При благоприятных условиях стада благоденствуют и разрастаются, тогда как неблагоприятные условия уменьшают их количество. Здесь является таким образом неравенство собственности, которое и заставляет богатого занимать большую площадь для своих стад, сравнительно с бедным. Так как для стад потребны в разные времена года различные жизненные условия, то необходимы удобные зимние и летние становища, которые нередко отстоят друг от друга на десятки верст. Поэтому кочевник принужден в продолжение года передвигаться с места на место по большой площади. При этом он должен защищать свои стада от нападений, что он не может делать один. При таких обстоятельствах замкнутость каждого отдельного лица является уже нецелесообразной; всякий должен упорядочить свои отношения с соседями, а это возможно лишь тогда, когда отдельные семьи соединятся в более или менее крупные, тесные общественные группы, которые бы обеспечивали внутренний порядок и защиту от внешних врагов.
Я имел случай в течение многих лет наблюдать за образованием общественных групп у киргизов и думаю, что оно изменилось лишь в незначительной степени, хотя бы в течение и многих столетий.
Основой для образования обществ у кочевников служит семья с ее естественной связью. Интересы членов семьи, находящихся в ближайшем родстве друг с другом, тесно связаны благодаря общинному землевладению, составляющему непременное условие для содержания и разведения небольших стад; к семье в тесном смысле примыкают более дальние родственники и бедные, одиноко стоящие семьи и образуют самую мелкую общественную единицу "аул", который держится вместе круглый год. Семьи, владеющие большими стадами, не могут вместе менять свое местопребывание без вреда для хозяйства; поэтому члены их отделяются и образуют с бедными людьми, частью поступающими к ним на службу, часть пристающими к ним в качестве "клиентов", свои отдельные аулы. Очень богатые люди образуют даже несколько аулов, разделяя свой скот на части, за которыми смотрят их слуги или клиенты, образующие таким образом самостоятельные аулы. Главой всякого аула считается старший член наиболее богатой в ауле семьи или той семьи, члены которой составляют большинство. Летом каждый аул кочует отдельно, зимою же несколько аулов соединяются вместе и селятся на одном зимнем становище. Это делается потому, что зимою не все стада остаются при ауле, почему надзор за ними требует большего числа людей, чем летом, и кроме того потому, что суровая зима с ее лишениями менее дает себя знать в большем обществе. Таким образом образуется подразделение племени, "подплемя", живущее зимою вместе, а летом рассеевающееся на большом пространстве, причем, однако, не теряется чувство известной солидарности между отдельными аулами, так что соседи при нападениях извне соединенными силами дружно дают отпор общему врагу. В таком подплемени уже есть общие и частные интересы как аулов, так и отдельных семей, так как летние кочевья считаются, правда, общим достоянием, но зимовки (зимние становища) рассматриваются как собственность отдельных семей и даже лиц и могут быть отчуждаемы и сдаваемы в аренду. Здесь уже есть потребность во власти, которая бы улаживала распри, возникающие между аулами, и решала спорные вопросы. Такая власть сосредоточивается в руках лиц, которые отличаются происхождением от родов, бывших прежде могущественными, богатством, духовными способностями, справедливостью, но главное - большим количеством родичей, могущих в случае надобности поддержать слово делом. Такие лица называются у киргизов беями (би=бей=бек); они судят народ, хотя никто собственно не давал им на это права. Они разрешают споры о землевладении на зимовках, улаживают отношения между аулами и судят всякие насильственные действия по отношению к собственности и личной безопасности отдельных лиц. Так как кочевой народ совсем не имеет понятия о выборе главарей голосованием, то власть бея есть в сущности всегда власть, захваченная силой известной семьей или ее представителем, которую другие признают, лишь понуждаемые к тому обстоятельствами. Бей выступает преимущественно в качестве третейского судьи, решению которого обе стороны добровольно подчиняются. Впрочем, в этом отношении нельзя установить общего правила. Есть беи, решению которых народ безусловно подчиняется; это - люди, добившиеся такого положения своим правосудием или умом, другие удерживают за собой крепко свое место благодаря важности их семьи или рода и богатству, но большинство пользуется безусловным уважением только в одной части подплемени и имеет соперников в других частях той же группы. Влияние бея не ограничивается отправлением им судейских обязанностей, но простирается на все дела общественной группы, которая ему подчиняется. Для приведения в исполнение своих решений он нуждается всегда в помощи наиболее уважаемых лиц общины, поэтому он старается быть с ними в возможно близких отношениях и, будучи в сущности вождем действовать всегда как бы по их поручению. Он никогда не созывает официального, если можно так выразиться, совета; напротив, его совещания всегда носят характер частного собеседования. При столь непрочной общественной связи само собой разумеется, что значение подплемени возрастает со значением и влиятельностью руководящего им бея. Благодаря ему, связь между аулами укрепляется, подплемя получает большее влияние сравнительно с другими подплеменами, отдельные семьи, даже целые аулы присоединяются к нему, так как находят в этой новой общине лучшую защиту своих интересов. Таким образом возникают часто из новых, в начале незначительных подплемен, благодаря личному влиянию бея, сильные, влиятельные общины, имя бея становится для этой общины новым племенным именем, которое не утрачивается и после смерти бея. Такой процесс мне случилось наблюдать к югу от Бухтармы у самостоятельных, не зависящих ни от России, ни от Китая каратайцев.
Известное число подплемен образует издревле более или менее значительное племя. Это общины, создавшиеся путем исторического развития, которые возникли за много поколений благодаря общему происхождению, переселению откуда-нибудь или благодаря прежним воинам. Так как племя есть уже продукт исторической жизни, то в нем всегда есть известное число семей, которые искони принадлежали к господствующим и, происходя от прежде господствовавших семей, признаются народом за своего рода дворян, пользующихся известными привилегиями. Однако влиянием пользуется дворянство лишь постольку, поскольку оно имеет значение благодаря богатству, многочисленности рода и личной доблести; часто власть вовсе не находится в руках дворянских семей.
Подобно аулу и подплемени, племя образует также некоторое общественное целое, обязанное охранять интересы своих сочленов от посягательств других племен. Столкновения, возникающие между племенами, разбираются общим собранием беев отдельных племен путем чисто третейского суда, причем каждый бей является представителем прав своего племени. И здесь личное влияние бея имеет решающее значение, если одна из сторон недовольна решением беев, то она начинает стремиться восстановить свое якобы попранное право силой, не взирая на решение беев. Тогда начинается война, называемая у киргизов "джау", которая длится до тех пор, пока влиянию беев не удастся снова восстановить спокойствие путем мирного соглашения.
Достойно замечания, что, по мнению киргизов, аул отвечает за проступок или незаконное деяние каждого своего сочлена, так что если должник или вор не выплачивают присужденной беем пени, то ее взыскивают силою с какого-нибудь другого лица, принадлежащего к аулу; равным образом подплемя отвечает за каждый отдельный аул, а целое племя за всякое отдельное подплемя. Если, например, члены племени "кирей" считают себя вправе требовать 100 лошадей с лица, принадлежащего к племени "каратай", которое отказывается заплатить свой долг, то кирейцы взыскивают свой долг с какого-нибудь из каратайцев. Каратаец, понесший ущерб, требует возмещения его с подплемени, к которому принадлежит настоящий должник; если его требование не выполняется или если решение бея не приводить к желаемому результату, то он также силою старается завладеть требуемым, взыскивая свой долг с какого-нибудь другого сочлена того же подплемени; таким образом поступают до тех пор, пока дело не разрешается наконец судебным порядком среди наиболее тесно связанных между собой одноаульцев.
Из племен образовались в давнопрошедшие времена больших войн более значительные союзы, колена, а эти последние соединились опять-таки в "орды", как, напр., еще и теперь существующие у киргизов Большую, Среднюю, Малую и Внутреннюю, или Букеевскую, орду. Когда киргизы были еще совершенно самостоятельны, то эти орды и колена только постольку составляли общественные группы, поскольку они могли противополагаться другим коленам или ордам. После того, как киргизы были покорены русскими, орды и колена существуют только по имени, это - пустой звук без содержания, ибо власть государственная защищает колена от более или менее значительных обид и не допускает самопомощи или самоуправства в больших размерах. В прежние времена, когда кочевники составляли более крупные политические единицы, эти союзы были опорою всего народа. Образование новых племен сделалось теперь невозможным у кочевников, подвластных России, и поэтому возник застой, подтачивающий их благосостояние. Подвижность элементов, входящих в состав государства, есть жизненная потребность кочевников, и она одна только в состоянии сглаживать удары судьбы, падающие на скотовода-кочевника, вполне зависящего от природы.
У свободных кочевников, напротив, постоянной сменой мелких племен поддерживается жизнеспособность всего народа. Племена и колена тоже, благодаря подвижности их составных частей, подлежат непрестанным изменениям и потому постоянно сталкиваются друг с другом, что и выражается в непрерывных стычках и набегах, которые, однако, не наносят вреда общему благосостоянию, так как при распадении какого-нибудь колена части его примыкают к усиливающимся соседним коленам и пользуются в этом новом соединении той же защитой, как и прежде. Этим только обстоятельством можно объяснить, что кочевники могут вести войны в продолжение нескольких веков без того, чтобы их общее благосостояние терпело ущерб, мало того, что в самые, по-видимому, беспокойные времена они размножаются всего сильнее и богатеют.
Если какому-нибудь колену удастся приобрести более или менее сильное влияние в этой постоянной борьбе, то предводитель его делается с помощью своего колена главой всего народа. Его одноплеменники, получившие различные выгоды под его предводительством, поддерживают его на занятом им месте и оказывают ему всяческое содействие. Чем больше выгод доставляет он своим подданным, тем самостоятельнее становится и его власть, и тем значительнее собирающееся вокруг него государство. Беспечный кочевник, который до того жил исключительно своими личными интересами, не заботясь о своих соседях, превращается в воина. Собираются войска, нарастающие, подобно лавинам, с каждым новым успехом. В особенности обнаруживают готовность к походам более бедные степняки: свои семьи и все свое имущество они забирают с собой, скот не терпит никакого ущерба от походов, так как находит везде нужные ему жизненные условия, а всякий новый успех войска увеличивает и личную собственность каждого участника. Поэтому они и служат в войске до тех пор, пока количество принадлежащего им скота не возрастет до того, что дальнейшее движения вперед уже не сулит им больше никаких выгод. Тогда они останавливаются, причем каждый выбирает себе наиболее подходящее для этого место. Войско опять-таки от этого не уменьшается, так как лишенные своего имущества побежденные всегда присоединяются к победителю для дальнейших завоеваний. Остающиеся в свою очередь еще более усиливают могущество предводителя, чем следующие за ним. Они знают, что их богатство удержится за ними только в том случае, если область, в которой они осели, останется в зависимости от главного предводителя; благодаря своему богатству они делаются наиболее влиятельными лицами во вновь завоеванной стране и составляют таким образом опору кочевого государства. Война таким образом не повредила экономическому положению завоеванной страны, произошла только смена собственников, которые теперь могут занять, как власть имеющие, наилучшие пастбища для своих стад, что благодетельно влияет на умножение и процветание их. Если таким образом какому-нибудь храброму главарю племени удается составить прочное политическое целое из отдельных племен и колен, то он при помощи своих одноплеменников принимает титул хана, который признается всеми, пока он в состоянии поддерживать спокойствие в созданном им государстве своим личным влиянием. Такая ханская власть есть всегда власть узурпированная и держится до тех пор, пока все и каждый видят в ней для себя выгоду.
Устройство нового государства очень похоже на устройство прежнего более тесного кружка людей, облеченных властью, который мы встречаем в отдельном колене или племени. Хан стоит во главе, его родичи делаются подчиненными ему ханами и главарями подвластных им колен, его прежние клиенты и приверженцы делаются главарями племен, клиенты его приверженцев - главарями подплемен. Какого страшного могущества могут достичь государства кочевников, доказывается целым рядом тех из них, которые наводили страх на всю Европу в течение тысячи лет, как, напр., царства хуннов, аваров и монголов. Однако и самые страшные из таких государств исчезают бесследно лишь только личность или род, создавший такое государство, перестает соединять в своем лице всю государственную власть; тогда союз племен распадается и отдельные части его или превращаются в мелкие, беспорядочно борющиеся друг с другом общины, или примыкают к какому-нибудь новому узурпатору и образуют новое государство. Самое имя прежнего государства в короткое время утрачивается из памяти людей, составлявших его, и его место заступают или названия отдельных племен, или имя нового союза племен, возникшего на развалинах исчезнувшего государства . Насколько скоро может при этом происходить соединение даже разнородных элементов, мы видим из быстрого соединения монголов с турками при походах Чингиз-хана. Несколько более продолжительное существование государства и отдельных частей государства, основанного Чингиз-ханом, объясняется тем, что к этому государству кочевников были присоединены многие значительные государства оседлых народов и что оно распалось не на отдельные колена, которые его образовали, а на ряд культурных государств (Китай, Средняя Азия, Персия и т.д.), которые находились под властью потомков Чингиз-хана. Ввиду всего этого неудивительно, что в многочисленных известиях, дошедших до нас о восточных турках от их соседей, которые имели с ними дело в течение многих веков, мы столкнемся с пестрой путаницей имен и отрывочных фактов. Это есть следствие подвижности общественных отношений в государствах кочевников.
Поделитесь записью в соцсетях с помощью кнопок: