Прерванное путешествие - 1996
Author: Лев Галкин
Publisher: Журнал «Вокруг Света» - Июнь 1996
Language:Russian
Прерванное путешествие
Эту историю услышал и записал в 923 году знаменитый путешественник Ибн Фадлан, секретарь посольства багдадского халифа Муктадира, направленного к булгарскому царю Алмушу. Речь пойдет об одном индийском купце (Ибн Фадлан называет его «синдцем»), который с превеликим трудом добрался до Булгарского царства, что лежало на слиянии рек Итиль (Волга) и Камы, в надежде попасть в еще более северную страну Вису, богатую «мягким золотом».
Ибн Фадлан не был знаком с этим купцом, и историю его он пишет как бы мимоходом и лишь потому, что страшный конец «синдца» (Синд — одна из областей Индостана; так что вполне вероятно, что этот купец и был синдцем)
имел непосредственное отношение к нравам и обычаям булгар.
И тем не менее, попытаемся восстановить прерванное путешествие Рамгуляма (назовем его так, ведь настоящего имени его мы не знаем), опираясь на богатые реалиями десятого века записки Ибн Фадлана. Он прошел той же дорогой, что и «синдец», начиная от Гургенджа, столицы Хорезма, и всего на год раньше.
В реконструкции мне поможет и собственный опыт археолога, работавшего в этих местах.
Рамгулям вздрогнул. Занятый своими мыслями, он не заметил, как вошел посыльный от царя Алмуша. Сегодня должна была решиться его судьба.
Уже долгое время Рамгулям просил царя разрешить ему идти на ладьях с местными купцами в страну Вису за шкурами песцов и чернобурых лисиц. Он не мог понять, в каком качестве его держат так долго при дворе. То ли он пленник, то ли почетный гость… А дело было в том, что царю приглянулся этот смелый, находчивый и умный чужестранец, и он пытался удержать его при себе, ибо знал обычаи своего народа. Он опасался, что, подметив сметливость индийского гостя, булгарские купцы, с которыми «синдец» собирался отправиться за пушниной, пошлют его «служить Верховному Богу», то есть просто повесят на высоком дереве. Ибо, по булгарским повериям, как замечает Ибн Фадлан, только умный и расторопный человек достоин быть слугой Верховного Божества.
Рамгулям вернулся от царя счастливым. Наконец-то завтра он отправится за пушниной, ради которой так долго и трудно добирался сюда.
Он не забыл этой дороги. Стоило только закрыть глаза, и снова, как бы со стороны, он видел большой караван, который привел его из Синда в город Булгар. Он добирался до него трудной, хотя и давно освоенной, дорогой. Особенно опасен был путь через Памир до Кашгара, проходящий над пропастями по узким горным карнизам. Он с содроганием вспомнил, как его несчастный попутчик сорвался на этом переходе в пропасть...
Из Кашгара с караваном Рамгулям добрался до Бухары, а оттуда, погрузив товар на плоты, стал спускаться по Амударье. И эта дорога была небезопасной, особенно одна теснина в среднем течении реки. Место это называлось Пиль Зиндон. Там купцов поджидали разбойники; с высоты скалы, нависшей над стремниной реки, они набрасывали на проплывавшие плоты арканы, захватывали в плен купцов и требовали за них выкуп. Их плотам помогла проскочить мимо разбойничьего гнезда удачно пущенная стрела, которая угодила в того, кто готов был уже забросить гибельную петлю. Несколько минут замешательства — и плоты вынесло далеко от места засады.
Вскоре они приплыли в Кят, а далее дорога уже была безопасной. Благополучно прибыв в Гургендж (современный Куня-Ургенч), Рамгулям без труда нашел земляков-индийцев и был с радостью встречен ими, так как привез известия из дома и выполнил ряд торговых поручений друзей.
До отправления каравана на север, к булгарам и в страну Вису, еще оставалось время. Рамгулям выгодно продал привезенные из Синда шелк и пряности и, по совету земляков, приобрел множество серебряных блюд и сосудов, а также изделий из железа: топоров, ножей, стальных клинков — и все это для обмена на меха.
Бывалые люди рассказывали ему, что там, куда он собрался, деньги не нужны. Там меняют товар на товар. Владельцы мехов раскладывают свой товар, а купцы предлагают им привезенный и в обмен получают меха по тому курсу, который у них на данный день существует. Этот торг очень выгоден для приезжих.
(Описание подобных торгов в стране северных охотников сохранилось в новгородской «Повести временных лет» за 1096 год. Такие торги бытовали там и спустя сто лет после описываемых событий.)
Оставим теперь ненадолго Рамгуляма в Гургендже, погруженного в мирные заботы. И порассуждаем о том пути, который ему еще предстоял и который прошел Ибн Фадлан.
Этот путь — из Хорезма в Булгарское царство — не был ответвлением «Шелкового пути». Скорее его следовало бы назвать «Великим пушным путем». Он был проложен через Мангышлак и Устюрт хорезмийскими купцами не позже VIII века. Тогда и несколько веков спустя на Ближнем Востоке, в Китае и Индии большим спросом пользовались меха соболей, горностаев, куниц, белок, лис. Это был царский товар. Он шел на отделку царской одежды, головных уборов больших и малых владык Востока. В Китае мех носили только «Сын Неба» — император и аристократы. Много мехов поставлялось и воинам: среди них долго держался древний обычай украшать головные уборы и одежду хвостами и шкурами куниц, соболя, горностая.
Не может быть назван этот путь «шелковым» еще и потому, что владельцев пушнины совершенно не интересовал шелк. Особенно большим спросом пользовались серебряные блюда, потому как в глазах обитателей северных лесов, поставщиков пушнины, они ассоциировались с Солнцем — Духом-Хозяином — Мир Суснэ-Хумом (по-мансийски) и олицетворяли его. Блюда эти приобретали для шаманских действий.
Торговля северной пушниной была прочно и надолго освоена Хорезмом. Об этом говорят, в частности, находки в стране Вису серебряной посуды, среди которой преобладают серебряные блюда из Хорезма IX-X веков.
Караван вышел в конце марта. Это время караванбаши выбрали не случайно. Впереди простиралась безводная и каменистая пустыня — плато Устюрт. В летние дни пройти через Устюрт, не пополняя запасов воды, было практически невозможно. Мне довелось ощутить всю безжалостную силу этой каменистой пустыни летом 1991 года, когда от жажды погибло очень много молодых сайгаков. Несчастные животные, мучимые зноем и жаждой, добирались до спасительной тени степных мавзолеев — мазаров, но, не найдя вокруг ни капли влаги, погибали.
Потому-то и шли караваны через Устюрт весной, когда нередки обильные дожди, а пересыхающие летом саи и наскальные выбоины наполнены талыми водами.
Караван собрался большой. Его охраняли нанятые для этой цели хорезмийские воины. На содержание охраны не скупились: кочевники издревле пользовались возможностью пограбить богатые караваны, проходившие через их владения. Особенно, если не было надежной охраны.
Итак, караван вышел из Гургенджа в конце марта и через четыре перехода достиг крепости Пульжа у подъема на плато Устюрт. Наверняка Рамгулям сделал эту пометку в дневнике, который вел во всех своих путешествиях. К сожалению, его записи не сохранились. И потому обратимся к Ибн Фадлану. Секретаря посла поразили увиденные им на Устюрте огромные стада овец, которыми владели жившие здесь огузы. Они широко освоили богатые пастбища этого плато. Там же, на Устюрте, находились их «ставки» — так Ибн Фадлан называет огузские города. В одном из таких городов жил начальник войска огузов Этрек, который «владел большими богатствами… …У него челядь, свита и большие дома».
Ибн Фадлану, привыкшему к великолепию Багдада и других городов Ближнего Востока, и в голову не могло прийти именовать городами небольшие укрепленные поселения огузов, устроенные на неприступных мысовых выступах плато Устюрт. Но тем не менее, по своей структуре это были типичные восточные города. Они возводились по единой традиции. Административный центр города — «арк», оно же огороженное стеной жилище правителя, располагался на отдельно стоящей возвышенности. К арку примыкал «шахристан», отделенный от него рвом. Шахристан также был обнесен стеной, под защитой которой размещалось несколько десятков каменных жилищ — основная часть города. Ремесленное поселение — «рабад» — было вынесено за пределы городской стены. Здесь изготовляли керамику, выплавляли железо и медь, занимались другими ремеслами.
«Ставки» — города находились рядом с источниками воды, главным богатством в этом засушливом крае. Они же держали под контролем караванный путь через Устюрт.
До поры до времени свидетельство Ибн Фадлана об огузских «ставках» оставалось неподтвержденным. Никто из археологов в глаза их не видел. Однако в конце 80-х годов Волго-Уральской экспедиции Института археологии АН СССР удалось открыть несколько таких памятников. Они расположены вдоль западных чинков (обрывов) Устюрта.
Одним из первых открытых недавно огузских городов было городище у поселка Старое Бейнеу в Мангышлакской области Казахстана. Оно было обнаружено летчиком Александром Кильбером во время полета по маршруту город Шевченко (теперь Актау) — поселок Бейнеу. Городище занимало обширный мысовый выступ плато, ограниченный с трех сторон широкими оврагами. С напольной стороны оно было перегорожено каменной стеной, почти не сохранившейся. Рабад у этого города, название которого, как и других огузских городов, мы не знаем, по-видимому, не успел развиться.
Второе огузское поселение лежит в двух переходах от первого к северу, в урочище Жизды. Оно открыто автором этих строк. Это наиболее хорошо сохранившийся огузский город. Арк и шахристан его обнесены высокими каменными стенами. С напольной стороны расположен рабад и несколько десятков колодцев. В пределах шахристана высятся стены и около тридцати сложенных из известняковых плит жилых строений. На городище найдены огузская керамика и бронзовая бляха с изображением крылатого львиноголового грифона; находки датируются IX-X веками.
Третья огузская «ставка» существовала в 15 километрах к северу от описанной выше, в урочище Таксанбай. Она была открыта геологом Виктором Прониным и подарена нам — археологам. Эта «ставка» небольшая. Она занимала территорию небольшого укрепленного поселения эпохи бронзы, ныне почти разрушенного эpoзией. В верхнем слое найдено незначительное количество керамики огузского времени.
Следующий город, открытый на Устюрте, имел внушительные размеры. Он также обнаружен Виктором Прониным и передан археологам. О его местонахождении геолог не обмолвился ни словом со своими коллегами, в течение ряда лет оберегая целостность городища от любителей древних сувениров. Город также располагался на мысовом выступе. Длина поселения не менее 300 метров. Арк находился на высокой части мыса, шахристан расположен ниже его метров на пять и окружен каменной стеной, которая огораживала не менее двадцати жилищ, сооруженных из камня. Рабад занимал значительную площадь за пределами шахристана. Сейчас он почти весь разрушен оползнями. Городище, которое мы назвали Карагуз, лежит в одном переходе к югу от современного и, видимо, древнего спуска с плато Устюрт близ колодцев Карагуз.
Ни в одном из городищ мы не нашли монет. Видимо, караваны, проходившие мимо, платили хозяевам «ставок» за следование по их территории натурой. Но это лишь предварительные выводы: серьезные раскопки еще предстоят. И тогда мы сможем многое узнать о культуре и быте огузов Устюрта.
Проходя через земли огузов, Рамгулям, как ему советовали бывалые земляки, завязал дружбу с огузским правителем, которому принадлежал один из открытых нами городов. «Синдец» выразил ему особое почтение и подарил отличной работы клинок и три штуки шелка. Здесь шелк был в цене. Подарок был с благодарностью принят, и с этого дня индийский купец находился под покровительством своего нового друга при переходе через Устюрт. На его поддержку «синдец» мог рассчитывать и при возвращении, на обратном пути.
Мы не знаем, как звали правителя этого большого города. Возможно, им был Этрек, который уже упоминался и с которым в 922 году встретился на Устюрте Ибн Фадлан.
Располагая археологическим материалом, мы вправе предположить, что молодая женщина лет 16-18, погребение которой мы исследовали близ огузского городища Жизды, могла задержать свой взгляд на остановившемся у них молодом и красивом индийском купце и что раковины каури, которые входили в ее ожерелье и запястья, были подарены ей далеким чужестранцем. Тем более, что раковины эти родились в прибрежных водах Бенгальского залива... Однако было ли такое знакомство, мы, разумеется, никогда не узнаем. Это предположение, всего лишь дань сентиментальному чувству автора, на мгновение посетившему его, когда он раскапывал погребение столь мало пожившей огузской красавицы.
Спустившись с Устюрта близ последней огузской «ставки», караван вскоре подошел к широкой реке. Река Эмба в этих местах весной очень полноводна. Переправа через нее была опасна. Вначале выслали воинов охраны, которые переплыли реку на лошадях и обеспечили безопасность переправы от гарцевавших невдалеке кочевников. Для переправы товаров были использованы кожаные бурдюки, наполненные воздухом. На плотах, сооруженных из множества бурдюков, перевезли верблюдов и нескольких обессилевших лошадей. Остальные лошади благополучно переплыли реку сами. Однако без жертв не обошлось. Утонул один купец и два верблюда с поклажей: опрокинулся плот.
Не менее опасны были и другие степные реки в период весеннего половодья: Сагиз, Уил. На Уиле, в урочище Ак-Шиганак, нашей экспедиции удалось исследовать одну из таких древних переправ. Ее за несколько лет до нашего появления в этих краях обнаружил зоолог Гурьевской областной противочумной станции Борис Владимирович Трощенко.
Он нашел здесь, близ брода, на песке, серебряную монету — аббасидский дирхем 773-774 годов. Обследуя переправу, мы обнаружили фрагменты среднеазиатской гончарной керамики IX-X веков и бронзовую подвеску в форме головы лошади. Эта переправа — пока единственная, которую исследовали археологи на длинном караванном пути, пройденном Ибн-Фадланом и «синдцем».
До конца пути каравану оставалось несколько переходов. Опасности поджидали его на каждом шагу, особенно когда он двигался по землям башкир. «И попали в страну башкир, — пишет Ибн-Фадлан, — народа из (числа) тюрок, называемого башкиры. Мы остерегались их с величайшей осторожностью, потому что они более других тюрок посягают на убийство. Встречает человек человека, отделяет его голову, берет ее с (собой), а его (самого) оставляет». Обладатель такого трофея считался у башкир отважным и ловким наездником.
Караван, охраняемый бдительными и надежными хорезмийскими воинами, не понес потерь от охотников за головами. Они, как стая голодных волков, поджидали караван у наиболее трудной переправы через реку Урал, в двух переходах к северо-востоку от переправы через Уил. При переправе через широко разлившийся Урал один из купцов, проявивший неосторожность и излишнюю торопливость, погиб. Но охотникам за головами не удалось воспользоваться замешательством, охватившим при этом караван. Трое наиболее дерзких башкирских всадников — при попытке слишком близко приблизиться к каравану в этот момент — были моментально уложены стрелами хорезмийских охранников.
Чем ближе подходил караван к столице Булгарского царства, тем менее опасной становилась дорога. Наконец уставший и утомленный бесконечными происшествиями караван добрался до цели.
Щедро расплатившись с хорезмийской охраной и проводниками каравана, купцы наконец-то смогли отдохнуть в гостеприимном городе и затем заняться своими торговыми делами.
«Синдец» с горечью отмечал, что все его попутчики по каравану давно продали привезенный товар с большой выгодой для себя и многие уже ушли в обратный путь. Он очень сожалел, что на одном из приемов царь Алмуш обратил внимание на него и надолго задержал при своем дворе. «Надо было бы быть более незаметным», — сделал он запоздалый вывод. Но теперь, кажется, этот почетный плен закончился... Так думал Рамгулям накануне похода в северную страну Вису с местными купцами за вожделенными мехами.
Однако, как показали последующие события, «синдец» остался верен своей привычке к месту и не к месту показывать свое превосходство перед другими и забыл урок, ставший причиной его долгого пленения.
Как и опасался царь булгар, его купцы не удержались от искушения послать «синдца» служить Верховному Богу. Вины их в этом не было — они искренне верили, что выполняют завет предков — только самый расторопный и умный достоин этой великой чести. Об этой жертве царю стало известно на десятый день после ухода «синдца».
Не покажи Рамгулям свою излишнюю расторопность, все бы обошлось для него благополучно... Как тут не вспомнить Страбона, который предупреждал путешественников, что только знающий страну может надеяться на успех своего предприятия: «Удачнее будет охотиться тот, кто знает лес, его качества, размеры; равным образом, только знающий страну правильно устроит лагерь, засаду или совершит путешествие».
Сейчас этот путь из Хорезма в Булгар и обратно давно забыт и оставлен. Только развалины огузских городов на Устюрте молча провожают случайных посетителей, нарушивших их тысячелетний покой. Ветер пустыни шумит в зарослях саксаула у подножья этих крепостей, там, где когда-то журчала вода источников. Здесь, в саксауловых зарослях, судя по обилию черепов сайгаков, пируют волки. Здесь им раздолье.
Отыскать эти забытые города и переправы на древнем пути нелегко. Это не прогулка «по пути Ибн Фадлана», которую совершали некоторые громко разрекламированные «экспедиции» последних лет, а кропотливый научный поиск. С находкой таких древних памятников оживают скупые строки путешественников прошлого, реальнее представляется пройденный ими путь, полный трудностей и опасностей.
К сожалению, нам открылось немногое из того, что видели Ибн Фадлан и «синдец», пройдя этой дорогой. Мы только прикоснулись к этому ценному источнику информации. Здесь нужны широкие археологические раскопочные работы, но вряд ли они будут проведены в ближайшие годы. Впрочем, будем надеяться на лучшее. Как говорится — иншалла!
Лев Галкин
Поделитесь записью в соцсетях с помощью кнопок: