Господа ташкентцы

Цитата:
Книга «Господа ташкентцы» («Картины нравов») публиковалась в течение ряда лет на рубеже 60–70-х гг. XIX в. Заглавие очерковой книги напрямую связано с политическими событиями – завоеванием среднеазиатских земель, в частности, взятием в 1865 г. Ташкента и присоединением его к Российской империи, – бурно обсуждавшимися российской прессой и нашедшими отклик в художественной литературе. В романе Л.Н. Толстого «Анна Каренина» Вронский после неудачного самоубийства и крушения, как ему казалось, личной жизни готовится отбыть в Ташкент для участия в военных действиях. В его кругах – высшего петербургского света – это было «лестное» предложение и в то же время «опасное» назначение: «Алексей Вронский есть олицетворенная честь, и он уезжает в Ташкент» [Толстой 1934: 445], – говорит о нем Бетси Тверская, выражая мнение света. В той же тональности исполнена мемуаристика, посвященная событиям той поры: «В 1864–1865 гг. во главе небольшого отряда в 2000 ч., прославившегося боями… Михаил Григорьевич [Черняев. – Э.Ш.], подступив к Ташкенту, собирался взять штурмом стотысячный город, защищаемый 63 орудиями и обороняемый 30 тыс. человек гарнизона. < …> Положив приказ в карман, он с горстью людей и на медные деньги покорил к подножию России одну из богатейших наших окраин, упрочив наше положение в Средней Азии “согласно силе и могуществу России”. Расходы же на всю эту экспедицию не превысили 250 000 руб. < …> Назначенный военным губернатором и живя в наскоро сложенной солдатами землянке, он воспользовался местным самоуправлением и, работая не покладая рук, управлял краем при помощи всего шести гражданских чиновников и четырех переводчиков» [Михайлова 1906: 5–6].
Как первая ссылка (на Толстого), так и вторая (публицистическая) исполнены патриотического пафоса, гордости за русскую доблесть.
Совершенно иные – противоположные – интонации содержатся в щедринских «Господах ташкентцах». Если официальный дискурс приписывает этой операции «экономность», как людскую, так и материальную, то Салтыков-Щедрин придерживается противоположного мнения, создавая ряд совершенно разных персонажей, но объединенных в один тип – ташкентца – по алчности, безнравственности, хапужному инстинкту, устремившийся в новый край – Ташкент – для утоления своих аппетитов. Как пишет Салтыков-Щедрин, «ташкентцы» – имя собирательное, «Истинный Ташкент устраивает свою храмину в нравах и в сердце человека» [Салтыков-Щедрин 1970: 28], «Ташкент может существовать во всякое время и на всяком месте», будучи отвлеченной страной [Там же: 32]. «Тут есть какое-то волшебство. Злой волшебник превратил в Ташкент Рязанскую губернию… Рязанскую или Тульскую?!» [Там же: 33]. Явление «ташкенства» (его тонко воссозданный генезис – в воспитании, образовании, нравах российских), по Щедрину, далеко не географическое. Ташкент существует не только в российских столицах и глубинках, но и во Франции, в частности. Сама реальная ташкентская кампания лишь стала ярким толчком и послужила поводом для филиппик Щедрина. Не повезло реальному топониму и его жителям. К их счастью, имя нарицательное не прижилось, сегодня обыденное сознание вряд ли наделяет Ташкент и ташкентцев тем щедринским смыслом. А во второй половине XIX в. негативная коннотация Ташкента имела место. Лесковский «нахалкиканец из-за Ташкенту» – тому подтверждение. В щедринских «Господах ташкентцах» опосредованно присутствует оппозиция между нигилистами и «ташкентцами» – по принципу: нигилисты – люди мысли, дела, убеждений, «ташкентцы» – люди, в любой сфере деятельности озабоченные прежде всего рвачеством. Но повседневность уравняла нигилистов с «ташкентцами», вопреки щедринским установкам. «Имя Ташкента перешло из победных военных реляций в рубрики уголовной хроники. Эпизод ташкентской службы становится довольно частой подробностью в биографиях уголовных преступников и скандалистов. “Читали вы о том, как полупьяный капитан, из Ташкента, дрался с полицией, расквасил кой-кому носы, своротил рыла и жалел, что нет под рукой шашки, а то бы снес с плеч дурацкие головы дворников и полицейских”, – спрашивал в феврале 1873 года в одном из писем К.Д. Кавелин» [Турков 1970: 664]. «…Современная Салтыкову пресса, охотно подхватив изобретенную им кличку, ограничивалась самой узкой ее трактовкой, приурочивала ее исключительно к событиям и героям скандальной уголовной хроники» [Там же: 665].

Поделитесь записью в соцсетях с помощью кнопок: